Она стала той, кто разбудил Навь и сердце бессмертного...

Она слышала легенды.

Про Навь — мир мёртвых, теней и духов. Про Кощея — вечно живого, вечно проклятого.

Про ведьм, болотных чудищ и тропы, что открываются только тем, кто уже наполовину не отсюда.

Маришка думала, это сказки. Пока не оказалась среди них.

Теперь ей снится лес, где корни пьют кровь.
Она чувствует магию в пальцах.
И смотрит в глаза мужчине, у которого нет души — но есть всё, чтобы украсть её.

Навь зовёт. И если ты ответишь — назад пути не будет.

Ознакомительный отрывок текста:

Янка перегнулась через калитку и принялась шарить рукой по сырым деревянным доскам. Лязгнула стальная задвижка. Проскользнув в огород, девочка обошла вокруг дома и легонько постучала в окно.

— Василиса Егоровна, — тихонько позвала она.

Ответа не последовало. Даже собака не залаяла. Переступив с ноги на ногу и потерев тыльной стороной мокрую от росы ступню о исцарапанную щиколотку, постучала ещё раз и снова позвала:

— Василиса Егоровна, это я, Янка.

На мутном от разводов стекле запрыгали блики от фонарика, по стене комнаты проплыла тень. Через несколько минут заскрипела дверь на крыльце. Из-за неё выскользнула невысокая худенькая черноволосая девушка. Поёжившись от утренней прохлады, она поплотнее запахнула шаль, наспех накинутую поверх белой ночной сорочки, и сонно оглядела гостью с ног до головы.

— Нет её, в город вчера уехала. Чего тебе?

Янка переступила с ноги на ногу, явно сомневаясь, стоит ли озвучивать ей просьбу. Однако, если баба Вася — как называли её деревенские — уехала, то выбора не оставалось.

— У меня папу русалки утащили, он три дня назад в лес за дровами ушёл, и так и не вернулся, а баба Вася говорит, что мужчинам нельзя на русальей неделе в лес ходить, а он не послушал, а мама говорит, что полиция разберётся, но я ей не верю, а бабе Васе верю, она меня всегда яблоками угощает и лес знает хорошо, никогда не теряется, когда за грибами ходит, я же с ней ходила иногда, поэтому знаю, она папу быстро найдёт и русалкам все космы поотрывает, она так всегда говорит, когда про них рассказывает, а вы же её внучка, которая недавно приехала, значит тоже можете папу найти, только маме не говорите, — выпалила на одном дыхании девчушка.

Маришка от такой тирады аж потерялась, зато проснулась. Бабуля явно была кумиром этой девочки. Да и по деревне давно уже ходили слухи, что Василиса Егоровна — ведьма, а детей подобное как магнит тянет. Однако случай был явно серьёзный и требовал вмешательства специальных служб, а не бабки-гадалки.

Девушка присела на корточки, жестом поманив ребёнка к себе.

— Давай так поступим: ты иди домой, а я переоденусь и пойду в лес — отца твоего поищу. Только сама туда не ходи, поняла?

Янка согласно кивнула.

Проводив взглядом выбежавшего за калитку ребёнка, Маришка отошла от окна и начала спешно переодеваться, прокручивая в голове список того, что следует взять с собой в лес. Приходилось изрядно напрягать память, чтобы вспомнить школьные уроки ОБЖ и университетскую практику участия в поисковых отрядах. Фонарик, бутылка воды, несколько бутербродов — на случай, если поиск затянется. Накинув на плечо рюкзак и всунув ноги в старые дедовы сапоги из грубой резины, Маришка вышла за дверь. На крыльце стояла старая, но очень прочная длинная палка. Помня, как бабушка брала её с собой в лес, чтобы опираться или проверять глубину топи, девушка взяла палку и вышла с участка.

Тропинка в лес начиналась сразу за забором и шла через поле, сплошь заросшее полынью, горький пыльный запах которой раздражал нос. В высокой, давно некошеной траве, доходившей порой до плеч, вился и жужжал гнус. Комары так и норовили ужалить в шею. Зарываясь носом поглубже в шерстяной ворот и хорошенько вдыхая запах смолы и табака, Маришка вспоминала, как в далёком детстве дедушка водил её этой самой тропинкой в лес и рассказывал старые народные сказки про кикимор, лешего, Бабу Ягу и Кощея.

Погрузившись в воспоминания, Маришка не заметила, как дошла до кромки леса. Там уже вовсю кипела жизнь. Стрекотали сверчки. Издалека доносился стук дятла. Шумел горный ручей. Эти редкие звуки только подчёркивали таинственную тишину леса.

Девушка пошла дальше по узкой, местами заросшей травой тропинке. Наконец, слева, в берёзовой прореди, заблестела тёмная, почти чёрная гладь воды. Это было Ведьмино озеро, в которое впадала речка Калиновка. Идти предстояло как раз вдоль неё. Отец Янки, заблудший в лесу, наверняка бы пошёл именно на шум воды — даже дети в деревне знали, что Калиновка всегда выводит из леса к людям.

Маришка замедлила шаг. Река, поблёскивая меж коряг, журчала размеренно и успокаивающе, но что-то всё же было не так. То ли слишком плотный туман стелился над водой, несмотря на летнее солнце, то ли тишина становилась чересчур ощутимой — даже комары исчезли. Ни птицы, ни лягушки, ни стрекотания кузнечиков. Как будто лес затаил дыхание. Или… как будто что-то слушает.

Она остановилась, прислушалась.
Шаг. Щелчок сучка где-то впереди.
— Дядя Гена? — позвала она, напрягая голос. — Это вы?

В ответ — только легкое колыхание камышей.
Сжав палку покрепче, Маришка шагнула вперёд и вдруг услышала детский смех. Лёгкий, звонкий, как ветер в колокольчиках. Совсем рядом, за кустом. Смех — и всплеск воды.

Маришка обошла куст — и замерла.
На мелководье, прямо у берега, стояла девочка. В белой рубашке до пят, с длинными, светлыми как лён волосами, которые струились в воде. Она стояла босиком, спиной к Маришке, и смотрела в озеро.
Рядом с ней — ещё одна. А потом ещё. И ещё.

Сколько их было — невозможно сказать. Они как будто появлялись из самого тумана: хрупкие, прозрачные, беззвучные.
Маришка сделала шаг назад, сердце забилось в горле.

Одна из девочек медленно обернулась.

У неё не было лица.

Точнее, оно было. Но размытое, как отражение в мутной воде. Волосы тянулись, до самой воды, подобно ручьям. Их рты были неподвижны, но Маришка слышала их голоса:

— Иди с нами…
— Он уже здесь…
— Внутри…

Всё тело бросило в холод. Девушка резко развернулась и бросилась прочь от воды, по мокрой тропе, сквозь кусты, не разбирая дороги.
Ветки били по лицу, сапоги скользили по мху, сердце гремело в груди. Она не оглядывалась. Не могла. Лес становился чужим, кривым, искаженным.

И вдруг — тишина.
Маришка рухнула на колени, задыхаясь. Подняла голову — и поняла, что стоит посреди поля, за которым был родной с детства дом. Но сейчас она не узнавала ничего вокруг, всё было совершенно чужим, а деревни не было видно вовсе. Всё было будто в лёгком серебристом свечении. Стволы, стоявших позади деревьев светились изнутри. Воздух искрил, как перед грозой. И небо было странным — не голубым, а тяжелым и мрачно-серым.

Маришка начала вглядываться вдаль, стараясь разглядеть хоть что-нибудь. Посреди поляны, на пеньке, сидел мужчина.
Он был очень бледным. В странной длинной, местами изорванной и испачканной рубахе. Его волосы были седыми, длинными и немного спутанными. Лицо — красивое, но безвременно усталое и от того осунувшееся. Он смотрел на неё, так будто очень давно ждал и сидел здесь всё это время только ради неё.

— Ну наконец-то, — произнёс он. Голос был тихим, будто шелест сухих листьев. — Девка с тропы. Ты шла ко мне три дня.

Маришка попятилась, сжимая палку. Но вовремя, как ей показалось, спохватилась и вспомнила, что лучшая зашита – это нападение.

— Три? Вы кто вообще такой?

Он встал. Рослый – метра два в высоту. И «сухой», как столетний старик.

— Имён много. Но тебе проще звать меня так, как зовут в сказках.

Он сделал шаг вперёд.

— Кощей. Хранитель. Последний между Навью и Явью.
И ты мне теперь нужна.

Маришка замерла, сердце грохотало в груди, словно хотело вырваться наружу.
— Кощей? — переспросила она хрипло. — Это шутка?.. Где я?

Мужчина слегка склонил голову, наблюдая за ней, как за диким зверьком, загнанным в ловушку.
— Ты не в сказке, девка. Хотя всё, что зовёте сказкой, — просто старая правда. Но давно-давно забытая.
Он говорил медленно, с нажимом, и от его голоса по коже пробегали мурашки.

Маришка попятилась, не сводя с него взгляда.
— Я ищу человека. Он… он заблудился в лесу. Мне сказали, что его могли утащить… Это правда?

Кощей усмехнулся. Не злобно — скорее с усталостью.
— Мужчина. В русалью неделю. Сам пришёл — сам и остался. Русалки не отпускают тех, кто забыл, как слушать лес.
Он подошёл ближе. Слишком близко.

Маришка подняла палку.
— Не подходите!

Кощей не стал приближаться дальше.
— У тебя глаза ведьминские. Но сердце ещё не решилось. Потому лес и пустил.

Он вытянул руку в сторону — воздух перед ним затрепетал –  так обычно искажается воздух над костром, разогреваясь от жара пламени –  и разошёлся, открывая странное «окно», мерцающее, будто вода под ярким солнцем. В «окне» была Янка, девочка сидела на деревянном крыльце своего дома и смотрела куда-то в сторону леса – ждала отца.

— Ты связана с этой девочкой и с её отцом гораздо больше, чем думаешь.
— Что это такое? — прошептала Маришка. — Видение?

Кощей ничего не ответил. Он подошёл к пню, где сидел, и сел обратно, сложив руки на коленях.
— У тебя будет выбор. Каждый здесь делает выбор. Остаться или уйти. Понять или забыть.
Он посмотрел на неё настолько пристально, что с этого момента в этот взгляд невозможно было не поверить.

— Ты войдёшь в Навь, ведьма. Вопрос в том — как и зачем.

В этот момент вокруг поляны поднялся и загудел ветер. Лес встрепенулся. Из глубины деревьев донёсся женский смех — низкий, сиплый, как журчание воды по камням. Кощей поднялся, взгляд его стал жёстким.

— Уходи. Пока не поздно. Это место не для тебя… пока ещё.

Маришка уже хотела что-то спросить, но в ту же секунду земля под её ногами содрогнулась, как от подземного толчка. Всё завращалось, потемнело — и она снова провалилась.

Scroll to Top